Белое безмолвие...

Автор: Алексей Ковтун

Стоял тихий морозный день. Всё вокруг предвещало хорошую охоту. Лучи солнца ядовито отражались от снега и светили прямо в глаза Ихтиандру. Это был не молодой человек лет семидесяти восьми, с длинной седоватой бородой, хитрым прищуром глаз и невероятно короткими руками. На первый взгляд можно было подумать, что у него их вообще нет.
- Хороший день для смерти! - пошутил Ихтиандр, и направился в сени за санками.
Вот уже 70 лет он работал на северном полюсе лесничим. С ним жила только дочь Констанция. Она была фаготисткой по призванию, и целыми днями дула длинные звуки на фаготе. Месяц назад ей исполнилось 45 лет. Выглядела она на 52. Ходила на полусогнутых, и постоянно в одних ботинках с прибитыми деревянными каблуками. Короткое ситцевое платье, казалось ей, делало её моложе, поэтому она никогда не снимала его.
Пребывая в хорошем настроении, Констанция бегала по двору, и гоняла гусей. Сильно размахивая руками и что-то выкрикивая, она ритмично задирала платье на голову каждые две минуты. Ихтиандр знал, что Констанция эксбиционистка, и не обращал на это внимания:
- Папа! ...Смотри! ...хи!...ха! - кокетничала дочь.
- Доча, мне некогда, я ухожу на охоту. Может быть сегодня повезёт.
Констанция знала, что ничего он не принесёт, и продолжила резвиться.
Ихтиандр снарядил санки, зарядил ружьё, и отправился в путь.
Спустя три часа мороз неожиданно усилился. Тишина, которую, казалось, не может нарушить ничто, сменилась вьюгой. За поднявшейся пургой не было видно солнца. Наступила жуткая темнота. Жалкая фигура Ихтиандра с трудом пробиралась сквозь заснеженное поле к лесу. Три года назад он поймал там газель и в этот раз надеялся на удачу.
Идти было всё трудней и трудней. Если бы не лыжи, наверное бы наш герой давно пропал в пучине белого безмолвия. Мороз всё усиливался, а до леса было ещё километра два. Температура достигла 350* по Кельвину.
- Вашу мать! - выругался Ихтиандр, и повернул к дому. И здесь он вдруг заметил что-то тёмное в снегу.
- Наверное, это замёрзшая газель - обрадовался он, и, скинув лыжи, принялся разгребать сугроб. Каково же было его удивление, когда он наткнулся на фалду драпового пальто вместо ожидаемой тушки антилопы. Ихтиандр чертыхнулся, надел лыжи и хотел было уже отправиться дальше, как вдруг любопытство овладело им. Разгребая снег глубже, он лихорадочно думал уже о другом: "что за фасон?", - лесничий был стилягой, и тут же представил себе, как ходит в нём в модные салоны. На минуту лицо лесничего перекосилось. Перед ним в глубоком сугробе лежал чуть живой человек. Ихтиандр нагнулся поближе к его глазам и ехидно произнёс:
- Ну!? Что так смотришь?, ... Я, понимаешь, думал, тут замёрзшая...
Молодой человек еле пошевелил губами. Его голубые глаза безразлично смотрели в небо.
- Сынок, как тебя зовут хоть? - уже по отечески спросил Ихтиандр, закуривая папироску. Не дождавшись ответа, лесничий обиделся и зашагал к дому.
- Геннадий...Геннадий зовут...меня.... - хриплым голосом донеслось до старика.
Лесничий остановился, хитро улыбнулся в бороду и вернулся к молодому человеку, ленивым движением взвалил тело на санки и направил свои стопы к дому.
Через два часа они уже были в избушке.
- Констанция, иди посмотри что я тебе принёс!
Дочка в это время раздувалась на кухне. Постепенно длинные звуки стихли, и она появилась в прихожей. Увидев молодого человека, Констанция сначала сильно покраснела, а потом, не выдержав собственного смущения, кокетливо убежала в комнату. Она уже сорок лет не видела молодых людей, мужчин. Там, где они жили с папой, в радиусе1200 км не было ни домов, ни магазинов, ни транспорта.
Ихтиандр бережно переложил Геннадия на печку, и пошёл в сарай за маслом. Через пол часа с печки потекли струйки воды. Гена начал приходить в себя. В одно мгновение в голове пробежали последние четыре года учёбы в Хабаровской консерватории, и ему стало жалко себя. Жалко потому, что он не чувствовал рук и ног. Ему стало страшно, что он больше никогда не сможет играть на блок флейте. Геннадий проклинал тот день, когда поспорил на шоколадку, что дойдёт до полюса пешком. В этот момент он опять потерял сознание...
Очнувшись, Геннадий увидел перед собой улыбающуюся Констанцию с ногой в руке, и Ихтиандра, перепиливающего его руку.
- А-а-а...у-у-у! - запротестовал Геннадий.
- Доча, он просит пить, сбегай на кухню.
Констанция вернулась с водой в другом платье, и в других туфлях, на шпильке.
- М-м, - всё больше сердился Гена. Лица этих людей были настолько простыми, умиротворенными, добрыми, что ему стало немножко грустно и в тоже время весело.
- Ты,... уж, нас прости,... Ген, но мы хотим кушать, мы целый месяц ничего не ели, - рисуя мыском что-то на полу, промямлил Ихтиандр. - Ты, уж, как ни будь...
В голосе звучали нотки отеческой любви и заботы. Ихтиандр тайком вытер скупую мужскую слезу.
Ещё через пять минут Констанция уже что-то жарила на кухне, а Ихтиандр многозначительно крутил в руках блок флейту, как будто что-то понимал в этом. Видно, он очень хотел понравиться Гене. В комнату вошла дочь лесничего и позвала всех к столу. С кухни тянуло запахом китайской кухни. Уж что - что, а готовить Констанция любила. Гена тоже сильно хотел есть, но горделиво смотрел в стену, нахмурив брови. Ему хотелось позаниматься, поиграть гаммы.
Ихтиандр аккуратно снял студента с печи и усадил его за стол. Вместе они долго веселились, пили красное вино, травили анекдоты, пока Геннадий не увидел на одном из кусков мяса русалку на фоне восходящего солнца. Он вспомнил третий курс, первую любовь... Ему стало плохо, в глазах помутнело, и он упал на пол без сознания. Отец с дочерью повздыхали минут шесть и бережно положили его в холодильник. Ещё три раза Геннадий приходил в себя и даже пробовал бороться, но сильно мешала кастрюля с борщом.
Что было дальше, никто не знает. Говорят, что Констанция выскочила замуж за французского космонавта, а её отец ослеп и уехал в Хабаровск на заработки. В их доме теперь никто не живёт. Но иногда, говорят, когда подымается ветер, кто-то играет на блок флейте. (Мне кажется, что это просто сквозняк)...